«Умираю. Навсегда. Ухожу в мир иной или куда-то там. В моей смерти прошу никого не винить (зачёркнуто) прошу винить всех жалких людишек! Прощайте!»

Баба-яга отложила карандаш, недовольно фыркнула, затем легла на аккуратно заправленную лоскутным покрывалом кровать, скрестила на груди руки и стала ждать смерти. Смерть всё не шла.

«Ненавижу людишек, — думала про себя Баба-яга. — Сколько веков! Сколько веков я известна как коварная колдунья, опасная чародейка. И что теперь? А ничего! Никто уже и не помнит, кто я такая, где я живу, чем знаменита. Ни взрослые, ни дети меня больше не боятся. Повырубали добрую половину моего леса, застроили всё своими муравьиными домишками. Какая же я теперь хозяйка леса, если и леса-то толком нет. Ой, нет, всё. Умираю. Прямо-таки чувствую, как последние волшебные жизненные силы из меня выходят».

Старуха, немного покряхтев, перевернулась на бок и поудобнее подоткнула под голову подушку.

«Всех изжили! — продолжала размышлять Яга. — Кощея, будь он неладен, разбаловали — утку с зайцем съел, совсем за смерть свою не переживает. Кикимора с Водяным тиной поросли, ожирели, сидят, не двигаются. Домовые вообще как жить не знают. Кто они теперь: квартирные? коттеджные? И молочка им никто не нальёт. А если и наливают, то пить противно, химия одна. Нет уж, этот мир явно лучше не стал. Не для меня это всё. Чую последние силы... Ах, какая злодейка умирает во мне! Как жаль. Столько веков. Ну всё, чао! Вот-вот начнётся предсмертная агония».

Баба-яга ещё поёрзала по кровати, устраиваясь поудобнее. Агония, как ни странно, задерживалась. Яга приоткрыла правый глаз и оглядела избушку. Никаких признаков присутствия старухи с косой, бога смерти или кого-то ещё не наблюдалось. Яга поёжилась и подвернула покрывало под пятки.

«Ждать смерти можно и в комфорте», — заключила про себя она.

За окном стояла осень, и в непроглядной чаще, в которой обитала Баба-яга, было сыро, мерзко и холодно. От погружения в вечный сон старушку постоянно отвлекали какие-то посторонние звуки. Одинокая ветка старого дерева, росшего рядом с избушкой, монотонно и уныло постукивала в окно. Две мышки, окончательно осмелев от долгой тишины и бездействия хозяйки, вовсю шуршали в углу. И наконец, муха, не успевшая, видимо, впасть в зимнюю спячку, как оголтелая металась по комнате и назойливо жужжала.

— Да что ж за безобразие такое! — в сердцах воскликнула Баба-яга и, кряхтя, поднялась с кровати. — Уже и умереть спокойно нельзя.

Обстановка в избушке была весьма простая. Одна большая комната, служившая и кухней, и столовой, и спальней; на полусгнившем деревянном столе стояла глиняная миска с остатками недоеденной каши; в углу большой паук наплетал плотные узоры.

— Халтуришь, Валера! — обратилась к нему Баба-яга. — Вон какая жирная летает. Того и гляди чаепития начнёт устраивать. А ты всё макраме занимаешься.

Старуха выхватила из угла метлу и со всех сил, подвластных ей, стукнула по пыльному полу куда-то в сторону копошащихся мышей.

— А ну-ка, брысь там! Я ещё не умерла. Совсем обнаглели, черти лохматые! Хотя какие вы черти. Те, к счастью, пока не являлись. А то как начнут гулять да бедокурить, так потом хоть ремонт затевай.

Перебранку Бабы-яги с домашней живностью прервали треск веток и писклявые голоса. Помедлив минуту, Яга на мысочках подошла к окну и слегка отодвинула шторку.

Вот это была удача! Из близлежащих кустов высовывались две небольшие головки: одна в красном ярком капюшоне дождевика, вторая в чёрной бейсболке, из-под которой торчали ярко-рыжие объёмные кудри.

— Я же тебе говорил, она здесь! Вот же избушка, — пропищал красный дождевик.

— Да с чего ты вообще взял, что это её избушка? Дом как дом, — отвечали ему рыжие кудри.

Мальчик в красном дождевике, видимо совсем освоившись и осмелев, вышел из кустов. На вид ему было около девяти, в руках красовался современный смартфон, а красные, под цвет плаща, резиновые сапоги, неприятно чавкали, слегка утопая в осенней грязи. Следом за ним показалась и конопатая девочка, примерно такого же возраста. Неспеша они подошли к самой избушке.

— Вон же, Маша! Вон же ноги куриные, смотри! Они просто подогнулись и в грязи все! — восторженно запищал мальчик.

— И правда. И в чаще стоит, как твоя мама говорила. Вот это удача! Нашли избушку Бабы-яги!

Яга была в восторге! Двое таких сочных и спелых детишек! Давненько к ней никто не захаживал. От радости старуха никак не могла решить, как же лучше поступить: «Съесть их? Так недавно обедала. И мясо в последнее время не идёт. Напугать до смерти? Вот это уже лучше. А помрут — куда их? Не пропадать же добру. Придётся съесть, а тогда всё: привет, изжога, тяжесть в желудке и всё сопутствующее. Нет, надо их так напугать, чтобы они домой рванули и всем про меня рассказали, чтобы знали в большом городе: живёт ещё в лесу хозяйка — злая колдунья из старых преданий».

Не придумав ничего лучше и страшнее, Баба-яга схватила с кровати лоскутное покрывало, обернула его вокруг себя, аккуратно усадила на голову паука Валеру и взяла у печи большую лопату.

— Коля, а вдруг она тут? — послышался детский шепоток уже почти у самой двери избушки. — Вдруг она ещё жива и съест нас, как в сказках было.

С противным скрипом петель дверь избушки распахнулась.

— Конечно живая! Конечно съест! — рявкнула Яга, глядя прямо в удивлённые глазки детей и указала им на лопату. — А ну, присаживайся!

С диким визгом ребята бросились обратно через кусты в лес. Баба-яга довольно рассмеялась.

— И родителям своим передайте, и друзьям, и всем, кого только встретите! Тут живёт Баба-яга! Пусть помнят, боятся и уважают! — пыталась она перекричать звонкие детские вопли.

«Ладно, поживу пока, — усмехнулась про себя старушка. — Авось, кто ещё заглянет».