— Мариша... Дорогая моя, куда же ты?..

Навязчивый голос шёл отовсюду, ударяясь о панельки и возвращаясь в голову. Даже полная громкость в наушниках не могла его заглушить.

В подъезд я вбежала, даже не глядя на лавочных сплетниц — они наверняка во всех красках опишут мою невоспитанность и хамство, которые я им выказала, не поздоровавшись.

Лифт стал спасением. Куда-куда, а в шахту аука точно не полезет. Красный огонёк на панели отсчитал девять этажей.

Я захлопнула за собой квартирную дверь и зажмурилась. Голос пропал. Можно было выдохнуть с облегчением. На сегодня. Завтра всё повторится вновь.

— Сидели же по лесам, но нет, Департаменту нужно было отдать и города на потеху, — возмущение так и лилось через край.

Сумка и пальто полетели на полку.

Двигаясь на кухню, я включила весь свет, до которого дотянулась. Ненавидела темноту. Но едва зажёгся светильник над кухонным столом, раздался протяжный стон.

— Эх, когда ты уже найдёшь себе компанию, с которой будешь гулять до утра и перестанешь мне докучать, бесстыжая, — протянул Бодя, зевая и жмуря кошачьи глаза.

Чёрная, блестящая шерсть смялась — похоже, всё время отсутствия он только и делал, что валялся на диване.

— Не доставлю такого удовольствия. Ужинать будешь?

— Пора бы запомнить: на этот вопрос у меня всегда один ответ.

Сначала миска с голубой каёмочкой наполнилась молоком, а после я накапала в неё говяжью кровь — ровно шестьдесят капель. Промурлыкав что-то под нос, Бодя спустился с дивана и зачмокал угощение. В холодильнике нашлась вчерашняя картофельная запеканка, и я последовала его примеру, параллельно штудируя интернет.

Непонятно, сколько минуло времени, когда возле уха раздалось:

— Что за дети, ничему не хотят учиться у старших, всё в коробочки свои лезут.

— Сгинь.

— Как грубо! — воскликнул Бодя, растягиваясь на спинке дивана.

Я прищурилась, с подозрением глядя на него через плечо.

— Хотя... А ты знаешь, как избавиться от ауки?

— Никак. Они же повсюду. Ты что, не в курсе? — с иронией переспросил он.

— Нет, я про конкретную. Она никак от меня не отстанет. Ходит везде, зовёт...

Вырвался тяжёлый вздох. Бодя его поддержал.

— Так ты поможешь?

— Только если взамен получу его тушку под брусничным соусом, — мечтательно протянул он.

— Тогда меня Департамент подаст под брусничным соусом! Эти всякие же важнее людей.

— Вот видишь, одни плюсы.

— Кое-кто сейчас получит тапком.

Бодя закатил свои хризолитовые глаза.

— Кому ещё из нас нужна помощь? Всё, я обиделся.

Он спрыгнул со спинки и важным шагом двинулся по длинному коридору из кухни.

— Стой, шантажист.

Кот застыл, но не обернулся.

— Мне нужна помощь.

— Тебе нечего мне предложить.

Я отставила пустую тарелку на стол, и, подойдя к хранителю, присела рядом прямо на пол.

— Я могу предложить молчание.

Послышался смешок. Бодя всё же оглянулся, глядя на меня с издёвкой.

— Когда бабушка вернётся, она не узнает, что ты таскаешь куриные ножки из супа дворовым котам за непонятные стекляшки.

Шерсть на позвоночнике приподнялась, а сам он отвёл уши назад, став в шаге от того, чтобы завопить.

— Как ты смеешь называть их...

— Ах да, ты же всё в дом, всё в семью. Вон, уже дверь в кладовку не закрывается.

— Должен же кто-то заботиться о хозяйстве. Если бы не я, вы бы уже давно всё к собачьей матери разнесли!

Пока Бодя причитал, я подняла его за передние лапы и прижала к груди, пряча руками.

— Не думай извиняться. Не прощу.

— Не буду. Но ты же поможешь с аукой? — тихо переспросила я, почёсывая ему за ушком.

Тяжёлый вздох.

— Только потому, что мне лень придумывать перед бабушкой, почему у тебя расплавились мозги. Всё, отпусти! Кто тебя спасать будет, если придушишь? Ещё и патлы свои рыжие распустила... Хочешь, чтобы я ими отравился?

— Ты ешь собственную шерсть ежедневно! — воскликнула я, но всё же отпустила его и собрала волосы на затылке крабом.

* * *

— Не думаешь, что девушка с котом на плече вызывает слишком много внимания?

— Абсолютно.

Он вытянул лапы, поочерёдно когтями впиваясь в парку. Я вздрогнула и едва не завалилась на его сторону.

— Где там твой ночной кошмар?

Будь возможность, я бы пожала плечами.

— Не знаю. Всегда была... Может, ты со мной будешь в школу ездить? Раз она так тебя боится?

— Ещё в семь утра я не вставал, — лениво протянул Бодя.

Мы сделали несколько кругов по району, но никто так и не откликнулся.

— А ты чей голос слышишь, бесстыжая?

Проглотив ком в горле, я прошептала:

— Мамин.

Бодя напрягся — я почувствовала это кожей.

— А тебе не приходило в голову просто отозваться?

— Слышишь ты, Богом данный, за дуру меня держишь? И ребёнок знает, что аука играет на нашей боли, развлекаясь.

— Ты точно дура, бесстыжая.

Он спрыгнул в снег и, оставляя за собой глубокие лунки, гордой походкой пошёл вперёд.

— Ты куда?

Кот не удостоил меня ответом, потому оставалось лишь следовать за ним. Мы прошли до самой школы, выбирая лишь нерасчищенные тропы после ночного снегопада. Но когда Бодя полез на крыльцо, я не выдержала:

— Вообще-то сейчас каникулы. И воскресенье.

— Значит, там никого нет? Какая удача! Подсади меня.

Я подняла его на руки, позволяя добраться когтями до замка.

— А вдруг там охранник сидит?

— А вдруг нас сейчас машина собьёт? Эх, молодёжь, всему-то вас учить надо.

С преградой Бодя справился меньше чем за минуту. В каморке охраны действительно горел свет, но никого не наблюдалось. Воспользовавшись моментом, мы прошмыгнули сразу на лестницу.

— Ты не уточнил, что именно делает аука в моей школе.

— Да что ты заладила: аука, аука... У них нет любимчиков, запомни на будущее.

— Тогда кто звал меня маминым голосом?

— Частичка её сердца.

— В смысле?

— На коромысле! Двигай скорее.

— Она умерла три месяца назад. Хочешь сказать, что...

— Именно так, — заключил кот, останавливаясь перед дверью учительской.

— Ты не будешь взламывать кабинет.

— Конечно, нет! — покачал головой он, толкая её передними лапами. — Ведь это сделали до нас.

Он без стеснения запрыгнул на стол, выискивая что-то носом.

— Что нам нужно?

— Вы все вещи Анны забрали?

— Не знаю, этим занималась бабушка. Думаешь, что-то попало не в те руки?

— И теперь аукает тебе, чтобы ты, наконец, откликнулась и вернула его домой. Почти плачет об этом, — сочувственно протянул Бодя. — Ищи давай. Слушай матушку и ищи.

Я оглядела комнату, рассматривая каждую фигурку в серванте, каждую папку за стеклом и кружку у раковины. Мне всегда было запрещено сюда входить, как и всем школьникам, и мой «блат» здесь не работал. А потому найти знакомое было сложно.

Рука потянулась к ящикам стола — на одном из них был наклеен стикер с именем матери. Он открывался ключом.

— Странно. За столько времени не успели поменять, — пробубнила я.

Бодя сразу же вскочил на столешницу и, перегнувшись вниз, пошурудил когтем в скважине. Внутри оказались некоторые документы, методички и вдруг выпал блокнот — яркий, цвета фуксии. В жизни бы не подумала, что моя строгая мать может позволить себе такую дерзость.

Едва я его раскрыла, на колени упал кулон. На длинной золотой цепочке висел зелёный камушек, под лучами солнца почти мерцающий, как глаза Боди.

— С днём рождения, дорогая Мариша. Прости, что не смогла вручить лично.

— Мама... — прошептала я, прижимая подарок к груди.