Аукнется — откликнись
Александра Косталь— Мариша... Дорогая моя, куда же ты?..
Навязчивый голос шёл отовсюду, ударяясь о панельки и возвращаясь в голову. Даже полная громкость в наушниках не могла его заглушить.
В подъезд я вбежала, даже не глядя на лавочных сплетниц — они наверняка во всех красках опишут мою невоспитанность и хамство, которые я им выказала, не поздоровавшись.
Лифт стал спасением. Куда-куда, а в шахту аука точно не полезет. Красный огонёк на панели отсчитал девять этажей.
Я захлопнула за собой квартирную дверь и зажмурилась. Голос пропал. Можно было выдохнуть с облегчением. На сегодня. Завтра всё повторится вновь.
— Сидели же по лесам, но нет, Департаменту нужно было отдать и города на потеху, — возмущение так и лилось через край.
Сумка и пальто полетели на полку.
Двигаясь на кухню, я включила весь свет, до которого дотянулась. Ненавидела темноту. Но едва зажёгся светильник над кухонным столом, раздался протяжный стон.
— Эх, когда ты уже найдёшь себе компанию, с которой будешь гулять до утра и перестанешь мне докучать, бесстыжая, — протянул Бодя, зевая и жмуря кошачьи глаза.
Чёрная, блестящая шерсть смялась — похоже, всё время отсутствия он только и делал, что валялся на диване.
— Не доставлю такого удовольствия. Ужинать будешь?
— Пора бы запомнить: на этот вопрос у меня всегда один ответ.
Сначала миска с голубой каёмочкой наполнилась молоком, а после я накапала в неё говяжью кровь — ровно шестьдесят капель. Промурлыкав что-то под нос, Бодя спустился с дивана и зачмокал угощение. В холодильнике нашлась вчерашняя картофельная запеканка, и я последовала его примеру, параллельно штудируя интернет.
Непонятно, сколько минуло времени, когда возле уха раздалось:
— Что за дети, ничему не хотят учиться у старших, всё в коробочки свои лезут.
— Сгинь.
— Как грубо! — воскликнул Бодя, растягиваясь на спинке дивана.
Я прищурилась, с подозрением глядя на него через плечо.
— Хотя... А ты знаешь, как избавиться от ауки?
— Никак. Они же повсюду. Ты что, не в курсе? — с иронией переспросил он.
— Нет, я про конкретную. Она никак от меня не отстанет. Ходит везде, зовёт...
Вырвался тяжёлый вздох. Бодя его поддержал.
— Так ты поможешь?
— Только если взамен получу его тушку под брусничным соусом, — мечтательно протянул он.
— Тогда меня Департамент подаст под брусничным соусом! Эти всякие же важнее людей.
— Вот видишь, одни плюсы.
— Кое-кто сейчас получит тапком.
Бодя закатил свои хризолитовые глаза.
— Кому ещё из нас нужна помощь? Всё, я обиделся.
Он спрыгнул со спинки и важным шагом двинулся по длинному коридору из кухни.
— Стой, шантажист.
Кот застыл, но не обернулся.
— Мне нужна помощь.
— Тебе нечего мне предложить.
Я отставила пустую тарелку на стол, и, подойдя к хранителю, присела рядом прямо на пол.
— Я могу предложить молчание.
Послышался смешок. Бодя всё же оглянулся, глядя на меня с издёвкой.
— Когда бабушка вернётся, она не узнает, что ты таскаешь куриные ножки из супа дворовым котам за непонятные стекляшки.
Шерсть на позвоночнике приподнялась, а сам он отвёл уши назад, став в шаге от того, чтобы завопить.
— Как ты смеешь называть их...
— Ах да, ты же всё в дом, всё в семью. Вон, уже дверь в кладовку не закрывается.
— Должен же кто-то заботиться о хозяйстве. Если бы не я, вы бы уже давно всё к собачьей матери разнесли!
Пока Бодя причитал, я подняла его за передние лапы и прижала к груди, пряча руками.
— Не думай извиняться. Не прощу.
— Не буду. Но ты же поможешь с аукой? — тихо переспросила я, почёсывая ему за ушком.
Тяжёлый вздох.
— Только потому, что мне лень придумывать перед бабушкой, почему у тебя расплавились мозги. Всё, отпусти! Кто тебя спасать будет, если придушишь? Ещё и патлы свои рыжие распустила... Хочешь, чтобы я ими отравился?
— Ты ешь собственную шерсть ежедневно! — воскликнула я, но всё же отпустила его и собрала волосы на затылке крабом.
* * *
— Не думаешь, что девушка с котом на плече привлекает слишком много внимания?
— Абсолютно.
Он вытянул лапы, поочерёдно когтями впиваясь в парку. Я вздрогнула и едва не завалилась на его сторону.
— Где там твой ночной кошмар?
Будь возможность, я бы пожала плечами.
— Не знаю. Всегда была... Может, ты со мной будешь в школу ездить? Раз она так тебя боится?
— Ещё в семь утра я не вставал, — лениво протянул Бодя.
Мы сделали несколько кругов по району, но никто так и не откликнулся.
— А ты чей голос слышишь, бесстыжая?
Проглотив ком в горле, я прошептала:
— Мамин.
Бодя напрягся — я почувствовала это кожей.
— А тебе не приходило в голову просто отозваться?
— Слышишь ты, Богом данный, за дуру меня держишь? И ребёнок знает, что аука играет на нашей боли, развлекаясь.
— Ты точно дура, бесстыжая.
Он спрыгнул в снег и, оставляя за собой глубокие лунки, гордой походкой пошёл вперёд.
— Ты куда?
Кот не удостоил меня ответом, потому оставалось лишь следовать за ним. Мы прошли до самой школы, выбирая лишь нерасчищенные тропы после ночного снегопада. Но когда Бодя полез на крыльцо, я не выдержала:
— Вообще-то сейчас каникулы. И воскресенье.
— Значит, там никого нет? Какая удача! Подсади меня.
Я подняла его на руки, позволяя добраться когтями до замка.
— А вдруг там охранник сидит?
— А вдруг нас сейчас машина собьёт? Эх, молодёжь, всему-то вас учить надо.
С преградой Бодя справился меньше чем за минуту. В каморке охраны действительно горел свет, но никого не наблюдалось. Воспользовавшись моментом, мы прошмыгнули сразу на лестницу.
— Ты не уточнил, что именно делает аука в моей школе.
— Да что ты заладила: аука, аука... У них нет любимчиков, запомни на будущее.
— Тогда кто звал меня маминым голосом?
— Частичка её сердца.
— В смысле?
— На коромысле! Двигай скорее.
— Она умерла три месяца назад. Хочешь сказать, что...
— Именно так, — заключил кот, останавливаясь перед дверью учительской.
— Ты не будешь взламывать кабинет.
— Конечно, нет! — покачал головой он, толкая её передними лапами. — Ведь это сделали до нас.
Он без стеснения запрыгнул на стол, выискивая что-то носом.
— Что нам нужно?
— Вы все вещи Анны забрали?
— Не знаю, этим занималась бабушка. Думаешь, что-то попало не в те руки?
— И теперь аукает тебе, чтобы ты, наконец, откликнулась и вернула его домой. Почти плачет об этом, — сочувственно протянул Бодя. — Ищи давай. Слушай матушку и ищи.
Я оглядела комнату, рассматривая каждую фигурку в серванте, каждую папку за стеклом и кружку у раковины. Мне всегда было запрещено сюда входить, как и всем школьникам, и мой «блат» здесь не работал. А потому найти знакомое было сложно.
Рука потянулась к ящикам стола — на одном из них был наклеен стикер с именем матери. Он открывался ключом.
— Странно. За столько времени не успели поменять, — пробубнила я.
Бодя сразу же вскочил на столешницу и, перегнувшись вниз, пошурудил когтем в скважине. Внутри оказались некоторые документы, методички и вдруг выпал блокнот — яркий, цвета фуксии. В жизни бы не подумала, что моя строгая мать может позволить себе такую дерзость.
Едва я его раскрыла, на колени упал кулон. На длинной золотой цепочке висел зелёный камушек, под лучами солнца почти мерцающий, как глаза Боди.
— С днём рождения, дорогая Мариша. Прости, что не смогла вручить лично.
— Мама... — прошептала я, прижимая подарок к груди.