Помню небольшой домик с простой крышей и высоким крыльцом, к которому была неуклюже приставлена шаткая стремянка; старенький курятник, одним боком упирающийся в покосившийся забор, и тёплый бревенчатый сарай, крытый соломой. В нём кролики в клетках дружно стучали лапами.

Помню огромный розовый куст рядом с сараем, а под ним банку с масляной краской и широкой малярной кистью, которой дед обновлял садовую калитку. Большую зелёную бочку с водой, где плавали головастики. Я вылавливала их сачком, потому что руками противно. Помню ёжика, что любил лакомиться молоком, которое оставляла для него бабуля в маленьком блюдечке рядом с компостной кучей.

Ещё помню, как с соседским мальчишкой Пашкой бегали на речку мыть перепачканные ежевикой рот и руки и смотрели, как садится большое солнце. А затем, лёжа на берегу, наблюдали, как загорались далёкие звёзды на чёрном небе.

— Сашка, открывай калитку! — крикнул дед Ваня из-за забора.

Я выскочила из сарая, где возилась с кроликами, и кинулась через двор. В руках у деда была большая охапка сухих берёзовых дров.

— Щас печь топить будем. Ну-ка, подсоби, возьми вот пару поленьев сверху и дверь в хату подержи мне.

Когда зашли в дом, дед свалил дрова у печки и ласково потрепал меня по щеке.

— Опять в сарае пропадаешь? Извозилась вон вся в кроличьем помёте. — Он добродушно рассмеялся. — Чай-то пить будешь? Щас водицы нагреем да посидим с тобой, выпьем по кружечке.

— С вареньем, дед?

— Хе-хе! С вареньем! — дед лукаво на меня посмотрел, и я поняла, что он знает про варенье, и виновато опустила голову. — Ну ладно тебе, будет, — мягко сказал он и добавил: — Вкусно?

— Очень вкусно, деда! У бабули самое вкусное варенье!

— Это да-а... Я сам, бывает, грешу этим, — дед подмигнул мне. — Уж больно персики хороши.

— Когда я вырасту, куплю себе вагон персиков и наварю целую гору варенья!

Дед снова рассмеялся и хотел было ещё раз потрепать меня по щеке, но я увернулась и выбежала из дома. Меня ждали кролики.

К навесу над входом в сарай прислонилась узенькая лестница. Я поднялась по ней на крышу, где сушилось сено. Нагребла достаточно и осторожно спустилась вниз.

В сарае пахло тёплой соломой и пихтой. Увидев меня, кролики начали хлопать длинными ушами и издавать нежные звуки приветствия. Я положила ношу на низенькую скамейку у входа, села тут же и стала собирать пучки из душистых трав.

Столько лет прошло, но я всё ещё помню тот притягательный запах сена — аромат горячего лета в деревне и тёплого послеполуденного умиротворения, когда, кажется, сама природа засыпает под лучами южного солнца, чтобы к вечеру вновь очнуться от дрёмы.

Хорошо помню деда Ваню в лёгкой рубахе и широких штанах, заправленных в высокие сапоги: голова повязана платком, в руках длиннющая страшная коса. Я её побаивалась и восхищалась тем, с какими ловкостью и упорством дед управлялся с ней. Косить мы с ним ходили рано поутру. Дед часто говаривал: «Чем росистее трава, тем проще косить».

Домой возвращались к полудню. На обед всегда пшеничная каша с топлёным маслом, компот из абрикосов и бабушкины фирменные ватрушки с изюмом. После дед ложился отдыхать, пока бабуля возилась по хозяйству, а я бежала в сарай, где меня ждали любимые кролики. Особенно один, очень крупный, с большой головой и мохнатыми ушами. Его густая шёрстка напоминала мех шиншиллы. Глаза того же цвета, что и шкурка, — тёмно-серые. Я звала его Великаном.

Потом я развешивала сено на гвоздики вдоль стены и принималась за уборку. Мне нравилось возиться с кроликами, чистить кормушки, выметать клетки.

Я открыла окно, налила свежей воды в поилки, поменяла подстилки. Подмела пол и принесла из дома мытую морковку, чтобы угостить кроликов. Самую сочную и сладкую оставила для Великана.

— Держи, — я протянула руку в клетку, и он тут же принялся её лизать. — Я тебя тоже очень люблю, — сказала я и ласково погладила его по спинке.

Зверёк издал звук, похожий на мурлыканье кошки, мягкий и едва уловимый. Я хорошо знала это довольное урчание: Великан находился в самом добром расположении духа. Когда он с аппетитом съел угощение, я взяла его на руки.

— Прогуляемся? — спросила я, заглядывая ему в глаза, как никогда похожие на человеческие.

Великан легонько кивнул. «Показалось, — подумала я. — Кролики не умеют кивать». Я вынесла его в сад и опустила на траву под старой берёзой. Гладила его по голове и ушам, а он мурлыкал и тыкался носом в мою руку.

Вдруг небо затянуло тучами, и оглушительно прогрохотал гром. Великан прыгнул и скрылся под кустом. Я бросилась за ним:

— Великан! Вернись, Великан!

Прибежала бабушка, а следом и дед.

— Господи помилуй, что случилось?! — Бабуля была не на шутку перепугана моими криками. Дед молчал и держался обеими руками за сердце.

— Великан пропал! В небе громко стукнуло, он прыгнул в кусты и исчез!

Я бегала по двору и плакала. Начался дождь, и меня силой втащили в дом. До ночи громыхало и лило, а потом всё стихло.

Кролика мы тогда так и не нашли. Пашка тоже помогал искать беглеца, но всё напрасно. Скорее всего, Великан убежал в лес через щель под забором, которую мы обнаружили позже. На следующий день дед засыпал её грунтом и отвёл меня посмотреть, как здорово получилось. Бабуля напекла ватрушек больше, чем обычно, и достала из погреба сразу две банки персикового варенья. Мне ничего не хотелось. Я желала одного: чтобы Великан вернулся.

Прошли годы. На даче у дедушки с бабушкой уже не было сарая с кроликами, и старый курятник развалился. Остались только розовый куст да покосившийся забор. Но я всё так же вылавливала головастиков из бочки и бегала с Пашкой на речку.

Ещё через несколько лет Пашка сделал мне предложение, и на нашу первую годовщину принёс белого кролика, завёрнутого в ситцевое одеяльце с крупными цветами.

— Знакомься, это Луна, теперь она будет жить с нами.

Я взяла Луну на руки и погладила по спинке. Она тут же принялась лизать мне руку и ласково урчать.

— Прогуляемся? — спросила я, со странным волнением заглядывая ей в глаза.

Она легонько кивнула.