— Дорогие дорогуши, оставьте свои масочки в автобусе... Там не пахнет... Да, совсем... Да ладно, кому нужно разглядывать ваши лица?

Дышите, рыбки мои, дышите, уже подъезжаем. Надеюсь, вы знаете, что будете искать? Лучше заранее определиться...

Что? Нет, свалка не токсичная. А я — да! А-ха-ха.

Архану нравилась эта шутка, и он часто заводил разговор в подобное русло. Вот и сейчас он, по обыкновению, замолчал, позволяя пассажирам пошуметь и сбросить напряжение.

Архан любил людей. Без этого его свойства подобная работа могла бы стать тяжкой ношей. Автобус и дорога видели, как он старится, как его года отсчитывают десятилетия. А он всё это время наблюдал, как растёт свалка. И им до сих пор не надоело смотреть друг на друга.

Впереди сверкнуло. Пассажиры замерли. Сейчас они все, независимо от возраста, были похожи на брошенных щенков: напряжённые, притихшие, обременённые надеждой. Они смотрели холодными блёклыми глазами вперёд, на разгорающуюся разноцветными искрами свалку.

«Их бы отогреть немного, — подумал Архан, — поговорить, чаем напоить».

Автобус мягко остановился. Двери со скрипом распахнулись.

— Конечная! Обратно выезжаем в десять. Пожалуйста, не опаздывайте! — громче необходимого сказал Архан, желая разорвать заполнившую автобус тишину.

Он подхватил рюкзак и вышел, оставив дверь открытой. Архан прекрасно понимал, что никто не станет толкаться в дверях, кто-то даже не покинет автобуса — каждому необходимо время, чтобы собраться и отправиться на свои поиски.

Свалка поражала размерами. За годы её растащили на многие километры.

Архан часто вспоминал одного человека, который старался навести здесь порядок. Собирая и систематизируя все эти никому не нужные и отягощающие жизнь вещи. Этот удивительный человек умел зажигать своей страстью. Многие тогда устремились за его мечтой. Но даже всей его жизни не хватило, чтобы закончить начатое, а с его уходом испарился и энтузиазм последователей.

Свалка ослепляла великолепием. Чего здесь только не было: ворох из разорванных ниточек верности; смелость, стальными прутами вколоченная в землю; упакованная в коробки и перемотанная скотчем ответственность. Взгляд Архана скользил по чужим сопереживаниям, по сваленной в кучи честности и любви. Сверкающей россыпью под ногами лежали мечты: крошечные и наивные изнутри светились розовым, мечты о славе и достижениях — золотым.

Мужчина лет двадцати пяти, на которого Архан не обратил внимания в автобусе, пробежал мимо. Он бежал так, будто отдал на этот рывок остатки жизненных сил и они подходили к концу. Мужчина упал на колени, и мечты озарили его лицо. Сделали его красивым... И несчастным. Ведь это были не его мечты.

Пассажиры покидали автобус. Архан не стал оборачиваться. Ему было их жаль. Редко отсюда уезжали с находкой. Бывало, что кто-то хохотал всю обратную дорогу и божился, что нашёл свою правду, страсть или достоинство. Кто-то отогревал в ладонях доверие. А кто-то прятал в кармане шалость. Но часто Архан замечал, как всё это снова возвращается на свалку. Мало было найти радость; какой бы восхитительной она ни была — от чужой не было никакого толку.

Архан не осуждал. Он понимал, как сложно найти то, от чего ты однажды отказался.

Он прошёл мимо площадки с тревогами. Они трепетали и издавали нежный мелодичный звон. Прошёл мимо холма с откровенностями, похожими на талую листву. Вот их точно никто не станет разыскивать, ведь не пригодившись в моменте, они навсегда увядали. Подошёл к бесконечной стене из талантов. Это было его творение. Кирпичик за кирпичиком, он складывал её вот уже шестьдесят лет. Но так и не нашёл то, что искал.

Архан прислонился лбом к тёплой, мерцающей всеми оттенками красок стене.

— Это подождёт, — сказал он. — Нужно поискать тех, кто в прошлый раз не вернулся к автобусу. — В его увесистом рюкзаке звякнули бутылки с водой. — Пусть только будут живы...